А хорошим является то, что ­если оглянуться на 2012 г., то рост компании составил поряд­ка 25%.

Замечу, что на сегодняшний день аналитические компании, такие как IDC, Gartner, GfK, сходятся в том, что рост рынка в 2012 г. был, но очень маленький. Одна из этих компаний приводит показатель в 3,9% — наименьший за все время существования российского ИТ-рынка, если не считать откровенно кризисных лет. Это означает то, что мы живем в новой парадигме. До этого рынок был либо быстрорастущий, либо кризисный. Рост или падение в пределах 5% — это стагнация.

Мы с вами в первый раз ­оказались в ситуации стагнирующего рынка. Причем нет ­никаких оснований полагать, что эта стагнация вдруг прервется и начнется бурный рост. Нет позитивных новостей, которые бы вели к этому.

Рынок, безусловно, неоднороден. И есть сегменты, которые продолжают расти достаточно быстро. У нас по некоторым из них рост в 2012 г. был больше 200%. Есть сильно падающие сегменты. Только что появилась информация относительно результатов 2012 г. и I квартала 2013 г. мирового рынка персональных компью­теров, включая ноутбуки, настольные системы: снижение ­составило порядка 15%. Можно сказать: «Прощай, ­рынок персональных компьютеров!» Кстати, единственные две линейки, которые у нас в прошлом году со­кратились на 2–4%, — это мониторы и комплектующие, то есть, собст­венно, тот же ­рынок персональных компьютеров. Он на­чал активно заме­щаться планшетами и смартфонами. В ближайшее вре­мя этот процесс будет только развиваться, но потом на каком-то уровне стабили­зируется.

Если мы посмотрим на обо­роты в 2012 г. в поквартальной динамике и на I квартал 2013 г., то увидим далеко не блестящую картину. В I квартале 2012 г. был очень большой рост, около 50%: все хотели потратить свои бюджеты до того, как пройдут выборы. А дальше рост становился все скромнее, и такая ситуация сохранялась весь 2012 и I квартал 2013 г. Это не кризис, это стагнация, причем как в корпоративном сегменте, так и в рознице. Подобная картина рынка привела к тому, что все компании пере­затарены товаром. И дистри­бьюторы, и ретейл. Вот в такой ­парадигме нам придется жить достаточно долго.

При этом мы наблюдаем откровенно безобразное поведение немалого числа игроков рынка. Это и конечные заказчики, которые сейчас плохо платят, затягивают с проведением конкурсов, отменяют конкурс или закупку в последний момент, вплоть до того, что не выполняют своих обязательств по контракту или отказываются от за­казов. И сейчас таких ситуаций значительно больше, нежели раньше. Об этом нужно помнить. И быть предельно бдительным и аккуратным.

Очень важный момент — это поведение вендоров. Дело в том, что стагнация в России только началась, а в Европе она прижилась уже давно. И поэтому раньше вендоры многие свои проблемы зачастую решали именно в России. Они считали, что если рынок всюду падает, то нужно нас нагрузить побольше.

Да, российский рынок рос, когда другие падали. Россия явля­ется приблизительно третьим-четвертым по величине ИТ-рынком в Европе, перед нами только Англия и Германия, Франция примерно равна нам по объемам, остальные экономики и ИТ-рынки меньше.

По отдельным продуктовым линейкам, например по лазерным принтерам, Россия — номер один. И если наш рынок рос в тот момент, когда остальные падали, то вендоры посчитали, что за наш счет можно ­решить многое.

Но беда в том, что сейчас происходит то же самое. Вен­доры по-прежнему пытаются решать проблемы с падением спроса в Европе за счет России. Но у нас-то ситуация уже из­менилась, а вендоры, в первую очередь западные, этого либо не понимают, либо делают вид, что не понимают. Поэтому и китайские производители, и американские пытаются вести себя следующим образом: вольюмные стараются перезатарить склады дистрибьюторов, а корпоративные хотят заставить ­дистрибьюторов размещать ­заказы на проекты до того, как тендеры сыграны, а контракты подписаны. То есть ­делают все заранее, причем зачастую за несколько месяцев. А что это означает? Огромные финансовые вложения, рас­ходы на хранение и, главное, огромные риски, связанные с тем, что заказанный и привезенный проект не состоится. Некоторые российские представительства умеют этому сопротивляться, но другие поддаются нажиму со стороны своей штаб-квартиры и делают то, что им велят.

Жить и работать в период стагнации, казалось бы, не очень приятно. Но между тем эта стагнация — вещь необходимая, как это ни парадоксально. Дело в том, что стагнация является в некотором смысле «санитаром леса». Она, как хищник, который находит и догоняет самое ослабленное или больное животное. В результате стадо становится более здоровым. В такие периоды компаний умирает больше, чем во время кризиса. Стагнация расчистит рынок от нездоровых игроков. И слабые (это касается и розницы, и дистрибуции, и корпоративного рынка) уйдут, обанкротятся либо будут поглощены более сильными. Отмирание слабых приведет к то­му, что нездоровой конкуренции станет меньше. Это проис­ходило и в Америке, и в Европе. Тамошние экономики не раз проходили через подобные периоды, а ИТ-рынок России не стагнировал ни разу. Было два кризиса, но кризис от стагнации отличается не только глубиной падения, но и скоростью восстановления. За этот относительно небольшой период компании умирали, но таких было мало. Только самые слабые или те, чьи проблемы попали в резонанс с проблемами рынка.

Стагнация — она действует медленно, но верно. Что же делать компаниям? Если в пери­од быстрого роста или кризиса главной задачей становится увеличение market share (в кризис еще и выживание), то во время стагнации это не главное. На этом этапе на первый план выходит выживание и отлаживание эффективности механизмов внутри компании. Надо ­соблюдать максимальную ак­куратность и бдительность. ­Поэтому именно сейчас не следует бороться за market share, потому что для этого нужно брать сомнительные заказы от таких же партнеров. Сейчас этого делать нельзя. Аккуратность, бдительность, а главный акцент — на отлаживании эффективности механизмов внутри компании.

Максим Сорокин — президент OCS.