В сказочном королевстве Айтиания имелось все, что должно присутствовать в уважающем себя сказочном королевстве. Водились там, к примеру, и барды. В своих песнях и балладах барды воспевали (или высмеивали, в зависимости от настроения и политической ситуации) деяния князей-баронов, а также оглашали — для простого народа — события культурной и политической жизни всего королевства или отдельных княжеств, на которые оно было феодально раздроблено. Королевство в целом славилось своей любовью к музыке. Но и каждое из княжеств тоже славилось — чем-нибудь своим, по большей части музыкальным. Даже в самом захудалом городишке жил хотя бы один мастер, делавший музыкальные инструменты. А в городах покрупнее были самые настоящие мастерские. Правда, некоторые аристократы предпочитали выписывать инструменты из других королевств, утверждая, что местные не так хорошо звучат, но наша сказка не об этом.
И жил в этом королевстве известный бард по имени Жур. Вы скажете, что таких имен не бывает — и будете совершенно правы, люди искусства любят подбирать себе псевдонимы. Однако настоящего имени барда почти никто не знал. Не будем называть его и мы. Один князь, который был, кроме того, хозяином мастерской по изготовлению лир, как-то раз решил сделать Журу подарок. Разумеется, лиру. То ли понравилось князю, как бард воспел его подвиги, то ли в надежде на то, что воспоет в будущем, а может быть, просто чтобы люди видели, на какой лире аккомпанирует себе Жур, и тоже покупали такие. Об этом наша история тоже умолчит. Правду говоря, нельзя сказать, чтобы лиру барду так вот подарили, и все. Это было бы неловко. Ему ее продали, но только по очень низкой цене. Как мы теперь говорим, со скидкой. Бард, конечно, очень обрадовался, потому что его прежний музыкальный инструмент (кажется, это была лютня) уже пришел в негодность. Жур быстро приспособился к новому инструменту, и его песни и баллады под аккомпанемент лиры стали нравиться публике еще больше.
Но однажды случилась неприятность — лопнула одна струна. А надо вам знать, что струны для лир этой мастерской были специальные, любую другую туда не натянешь. То есть, можно, конечно, но звук будет уже совсем не тот: вроде бы и не лира это, а так — бандура-бандурой*. Неприятно, конечно, но ничего страшного — ведь начальник мастерской через глашатаев объявил всем на свете, что будет ремонтировать свои лиры бесплатно целых три года. Если, конечно, поломка сама собой произошла, а не о чью-нибудь голову в кабаке... И отправился Жур в мастерскую.
Оказалось, однако, что Жур не один такой на свете, у кого поломка случилась — у ворот мастерской целая толпа собралась. И все в ворота рвутся, каждый первым оказаться норовит. Жур парень горячий, за малым дело до драки не дошло. А в драке, сами понимаете, вряд ли уцелела бы лира. Но тут подоспели княжьи стражники, растолкали всех, в очередь выстроили. Только, знаете ли, стоять в очереди — не для бардов занятие, не любят они строиться. И ушел Жур в ближайший кабак, решил подождать, пока очередь рассосется. Сидит грустный, пиво пьет. Тут человек какой-то к нему подходит:
— Да никак сам Жур в наш кабак забрел? Что ж сидишь, как будто и не бард? Спел бы, сыграл что-нибудь. А мы бы тебя и пивом угостили, да и деньгами скинулись.
— Не играть я сюда зашел, а с горя, — отвечает ему Жур. — Струна у меня лопнула, а ждать там — невмоготу.
— Ну, этому горю помочь несложно. У меня стражник знакомый, глядишь, и пропустит тебя мимо очереди.
Ушел хороший человек, но вернулся быстро и не такой веселый:
— Не хочет тебя стражник пускать. «Знать, говорит, никого не знаю, не ведаю!» Его, вишь, недавно в стражники перевели, а до того он княжий двор подметал. Вот и загордился. Таких, сам знаешь, хлебом не корми, дай над людьми покуражиться. Но ничего, я здесь недалеко живу, точно знаю, через час-другой очередь схлынет. А пока я тебя просто так пивом угощу, без песен.
А когда наш бард оказался, наконец, в мастерской, сразу понял: приемщик тоже совсем недавно в эту должность попал. Сидит важный такой. И говорит сквозь зубы, что натянуть новую струну как положено, чтобы звук был хороший, не так-то просто, дело серьезное. Придется, мол, оставить лиру на пару дней в мастерской, а пока обойтись без нее.
Ждал своей лиры Жур не то, чтобы обещанные три года, но все-таки очень долго. То струны на складе кончились, то специалист по натягиванию заболел, то еще обстоятельства. Можно было бы, конечно, обратиться к самому князю и пожаловаться на нерадивость сотрудников, благо князь, когда подарок делал, оставил адрес голубиной почты и пригласил обращаться в любое время. Но постеснялся Жур лишний раз беспокоить занятого человека — у князя то война, то мирные переговоры...
Кончилось все благополучно — на то и сказка. Получил бард назад обновленную лиру и продолжил радовать народ своими балладами. Одна беда: если поет он о других князьях, все хорошо. Но стоит завести песню о том самом князе, который подарок сделал, перестает звучать лира. Бандура-бандурой. Должно быть, злой приемщик колдовскую порчу на нее напустил... Сглазил.
II. Намек-урок
В ситуацию «любит царь, да не жалует псарь» попадали не один и не два журналиста. Ведь общаются с прессой одни люди, а с рядовыми пользователями — совсем другие. И оказывается в результате, что представитель издания выясняет о компании такие вещи, о которых ему знать никак не стоило бы. Сводить личные счеты через родной печатный орган не позволят ни этика, ни главный редактор, но вот вдохновение, чтобы написать о проштрафившейся фирме что-нибудь возвышенное, ну никак не приходит. Зато коварные вопросы на пресс-конференциях просто сами собой с языка соскакивают. Ничего не поделаешь — порой журналисты узнают о фирме не только то, что хотят поведать народу ее руководители, но и другое. И не обязательно через подарки: то знакомый расскажет, как с ним обошлись, то письмо в редакцию поступит, случаются и другие каналы протечки информации.
* Те, кто придумал этим словом ругаться, наверное, не знали, что на самом деле это замечательный народный инструмент. Но автор тут не виноват.